Мей (Лев Александрович) - известный поэт. Род. 13 февр. 1822 г. в
Москве; сын обрусевшего немца-офицера, раненного под Бородином и рано
умершего; мать поэта была русская. Семья жила в большой нужде. Учился М.
сначала в моск. дворянском институте, откуда был переведен в
царско-сельский лицей. Окончив в 1841 г. курс, М. поступил в канцелярию
моск. ген.-губернатора и прослужил в ней 10 лет, не сделав карьеры.
Примкнув в конце 40-х гг. к так называемой "молодой редакции"
погодинского "Москвитянина", он стал деятельным сотрудником журнала и
заведывал в нем русским и иностранным литературным отделом. В начале
50-х гг. только что женившийся М. получил место инспектора 2-й
московской гимназии, но интриги сослуживцев, не взлюбивших кроткого
поэта за привязанность к нему учеников, вскоре заставили его бросить
педагогическую деятельность и перебраться в Петербург. Здесь он только
числился в археографической комиссии и отдался исключительно
литературной деятельности, принимая участие в "Библиотеке для Чтения", "
Отечеств. Записках", "Сыне Отечества", "Русском Слове" начальных лет,
"Русском Мире", "Светоче" и др. Крайне безалаберный и
детски-нерасчетливый, М. жил беспорядочной жизнью литературной "богемы".
Еще из лицея, а больше всего из дружеских собраний "молодой редакции"
"Москвитянина" он вынес болезненное пристрастие к вину. В Петербурге он
в конце 50-х гг. вступил в кружок, группировавшийся около гр. Г. А.
Кушелева-Безбородка. На одном из собраний у графа Кушелева, на котором
было много аристократических знакомых хозяина, М. просили сказать
какой-нибудь экспромпт. Прямодушный поэт горько над собою посмеялся
четверостишием: "Графы и графини, счастье вам во всем, мне же лишь в
графине, и притом в большом". Большие графины расшатывали здоровье М. и
порою доводили его до совершенной нищеты. Дело раз дошло до того, что,
забрав во всех редакциях авансы и задолжав всем приятелям, он сидел в
лютый мороз в нетопленной квартире и, чтобы согреться, разрубил на дрова
дорогой шкаф жены. Беспорядочная жизнь надорвала его крепкий организм;
он умер 16 мая 1862 г. М. принадлежит, по определению Аполлона
Григорьева, к "литературным явлениям, пропущенным критикою". И при
жизни, и после смерти им мало интересовались и критика, и публика,
несмотря на старания некоторых приятелей (А. П. Милюков в "Светоче" 1860
г. № 5, Аполлон Григорьев, Вл. Р. Зотов, в первом томе мартыновского
издания сочинений М.) произвести его в первоклассные поэты. Это
равнодушие понятно и законно. М. - выдающийся виртуоз стиха, и только. У
него нет внутреннего содержания; он ничем не волнуется и потому других
волновать не может. У него нет ни глубины настроения, ни способности
отзываться на непосредственные впечатления жизни. Весь его чисто внешний
талант сосредоточился на способности подражать и проникаться чужими
чувствами. Вот почему он и в своей замечательной переводческой
деятельности не имел любимцев и с одинаковою виртуозностью переводил
Шиллера и Гейне, "Слово о полку Игореве" и Анакреона, Мицкевича и
Беранже. Даже в чисто количественном отношении поэтическое творчество М.
очень бедно. Если не считать немногочисленных школьных и альбомных
стихотворений, извлеченных после смерти из его бумаг, а брать только то,
что он сам отдавал в печать, то наберется не более десятков двух
оригинальных стихотворений. Все остальное - переложения и переводы. А
между тем писать М. стал рано и в 18 лет уже поместил в "Маяке" отрывок
из поэмы "Гванагани". Почти все оригинальные стихотворения М. написаны в
"народном " стиле. Это та археологически-колоритная имитация, которая и
в старом, и в молодом "Москвитянине" считалась квинтэссенциею
народности. М. брал из народной жизни только нарядное и эффектное,
щеголяя крайне вычурными неологизмами ("из белых из рук выпадчивый, со
белой груди уклончивый" и т. п.) - но в этом условном жанре достигал, в
деталях, большого совершенства. Переимчивый только на подробности, он не
выдерживал своих стихотворений в целом. Так, прекрасно начатый "Хозяин",
изображающий томление молодой жены со старым мужем, испорчен концом, где
домовой превращается в проповедника супружеской верности. В неподдельной
народной песне старый муж, взявший себе молодую жену, сочувствием не
пользуется. Лучшие из оригинальных стихотворений М. в народном стиле:
"Русалка", "По грибы", "Как у всех-то людей светлый праздничек". К
стихотворениям этого рода примыкают переложения: "Отчего перевелись
витязи на святой Руси", "Песня про боярина Евпатия Коловрата", "Песня
про княгиню Ульяну Андреевну Вяземскую", "Александр Невский", "Волхв" и
перевод "Слова о Полку Игореве". Общий недостаток их - растянутость и
отсутствие простоты. Из стихотворений М. с нерусскими сюжетами
заслуживают внимания: "Отойди от меня, сатана" - ряд картин, которые
искушающий диавол развертывает перед Иисусом Христом: знойная Палестина,
Египет, Персия, Индия, угрюмо-мощный Север, полная неги Эллада,
императорский Рим в эпоху Тиверия, Капри. Это - лучшая часть
поэтического наследия М. Тут он был вполне в своей сфере, рисуя
отдельные подробности, не связанные единством настроения, не нуждающиеся
в объединяющей мысли. В ряду поэтов-переводчиков М. бесспорно занимает
первостепенное место. Особенно хорошо передана "Песня песней".
М.драматург имеет те же достоинства и недостатки, как и М.-поэт;
превосходный, при всей своей искусственной архаичности и щеголеватости,
язык, прекрасные подробности и никакого ансамбля. Все три исторические
драмы М.: "Царская Невеста" (1849), "Сервилия" (1854) и "Псковитянка"
(1860) кончаются крайне неестественно и не дают ни одного цельного типа.
Движения в них мало и оно еще задерживается длиннейшими и совершенно
лишними монологами, в которых действующие лица обмениваются взглядами,
рассказами о событиях, не имеющих непосредственного отношения к сюжету
пьесы и т. д. Больше всего вредит драмам М. предвзятость, с которою он
приступал к делу. Так, в наиболее слабой из драм его - "Сервилии",
рисующей Рим при Нероне, он задался целью показать победу христианства
над римским обществом и сделал это с нарушением всякого правдоподобия.
Превращение главной героини в течение нескольких дней из девушки,
выросшей в строгих римских традициях, и притом в высоконравственной
семье, в пламенную христианку, да еще в монахиню (неверно и исторически:
монашество появляется во II - III в.), решительно ничем не мотивировано
и является полною неожиданностью как для ее жениха, так и для читателя.
Те же белые нитки предвзятой мысли лишают жизненности "Царскую невесту"
и "Псковитянку". Верный адепт Погодинских воззрений на русскую историю,
М. рисовал себе все древнерусское в одних только величавых очертаниях.
Если попадаются у него злодеи, то действующие исключительно под влиянием
ревности. Идеализирование простирается даже на Малюту Скуратова. В
особенности испорчен тенденциозным преклонением пред всем древнерусским
Иоанн Грозный. По М., это - сентиментальный любовник и государь, весь
посвятивший себя благу народа. В общем, тем не менее, обе драмы М.
занимают видное место в русской исторической драме. К числу лучших мест
лучшей из драм М., "Псковитянки", принадлежит сцена псковского веча. Не
лишен условной красоты и рассказ матери "псковитянки" о том, как она
встретилась и сошлась с Иоанном. Этот рассказ стал излюбленным дебютным
монологом наших трагических актрис. "Полное собр. сочинений" М. изд. в
1887 г. Мартыновым, с большою вступительною статьею Вл. Зотова и
библиографией соч. М., составл. П. В. Быковым. Сюда вошли и
беллетристические опыты М., литературного интереса не представляющие. Из
них можно выделить только "Батю" - характерный рассказ о том, как
крепостной свою овдовевшую и обнищавшую барыню не только прокормил, но и
на салазках перевез из Спб. в Костромскую губ., и как потом эта барыня,
по собственному, впрочем, предложению "Бати", продала его за 100 руб.
Кроме указанных статей о М., см. еще М. Протопопов, "Забытый поэт", в
"Сев. Вестн." 1888 г. № 1.
С. Венгеров.
|